Мелодичные звуки Шопена плыли по залу. Как шум морского прибоя. Как прохладный ветерок перед закатом. Ассоциации у каждого были свои, личные, но, в целом, публика была готова, по словам поэта, "отдаться вымыслам Шопена" без усилия, любя этот миг общего и собственной души оцепенения. За фортепиано сидела молодая женщина.
Шикарная по тому времени публика настроилась лирически, и пока ничто не предвещало бури.
- Я играла Шопена с большим чувством, особенно "Полонезы", но этот оригинальный юноша выбрал "Похоронный марш", - вспоминала спустя пятьдесят с лишним лет Мирьям Гольдберг.
И когда в иерусалимской школе искусств и ремесел "Бецалель" проводился большой пуримский карнавал, и Абель Пан, художник и преподаватель, разрешил студенту Баруху, имевшему склонность на его уроках графики вечно вычерчивать какие-то балетные пируэты, еще и воссоздать их на сцене, Мирьям с удовольствием согласилась помочь. И вот она сидит за инструментом, играет, а Барух выплывает в темносиреневой (по другим свидетельствам - черной - Ш.Ш.) греческой тунике...
- Пока он танцевал Шопена, в зале стояла тишина, - продолжает вспоминать пианистка, - но потом перешли к Листу, и я слышу какой-то шум в зале. Не понимая причины, чуть поворачиваю голову посмотреть, как у него получается вальс "Мефисто", и вижу: встает из кресла благородной осанки дама и, шумно повторяя: "Безобразие, безобразие!", демонстративно покидает зал...
А Барух продолжал свой танец.
Можно ли вообще описать манеру танца? Пишут, что его походка отличалась неуловимыми нюансами, все казалось импровизацией - движение плеча, взмах руки, особенный поворот головы, - однако все было выверено и рассчитано до мельчайших подробностей. Он двигался легко и изящно. Но одеяние оказалось довольно прозрачным. А ему и в голову не пришло надеть что-то под тунику. А-ля Айседора Дункан. Он бредил ею. Впрочем, публика не раз удивляла его своей незрелостью, неготовностью принимать его идеи. Или он намного опережал время?
На это странное имя "Барух Агадáти" я набрела в поисках материала на тему израильского танца "хора(*). Откуда, когда появился этот танец, веселый, задорный, без которого немыслим никакой еврейский праздник - ни свадьба, ни фестиваль народного танца... Израильтяне говорят: танго или вальсу можно научиться, а хоре и учиться не надо, с ней на этой земле рождаются...
И что же оказалось? Первую "хору" создал на земле Израиля бывший одессит, человек, не только одаренный природой многими талантами, но и большой труженик. Она так и называется - "Хора Агадáти" (слова З. Хавацелет, музыка А. Босковича). Чем больше я узнавала об этом человеке, тем больше он привлекал своей мощью, разноликостью и какой-то исступленной жаждой служения этой стране и ее культуре.
Барух Каушанский родился в 1895 году, и не в Одессе, а в Бендерах, в Бессарабии. Отца звали Арье, а мать - Батьей. Были в семье еще дети: брат Ицхак и сестра Шошана. Барух учился и в хедере и в светской школе, но когда он исчезал из дому, то чаще всего мальчика находили на берегу Днестра, в цыганском таборе. Он обожал цыганские песни и пляски... Вскоре семья переехала в Одессу. Первое же посещение оперного театра определило его путь в жизни - по крайней мере, первый ее этап. Он был увлечен буквально всем, но больше всего - классическим балетом. Все в доме закружилось - и брат, и сестра, и мама, и тарелки, и стулья... Отец был против этого "дикого" увлечения: еврей - балерун? Его сын - танцор? Но когда Барух поступил в балетное училище, очаровав всех преподавателей уже на приемных экзаменах, делать было нечего - отец смирился. Тем более что очень скоро Барух стал подрабатывать участием в спектаклях.
В это время в Одессе появился экзотический гигант с пышной бородой - профессор Борис Шац приехал собирать талантливую еврейскую молодежь для учебы в его школе - будущей академии "Бецалель" в Иерусалиме. Умел ли тогда юный Барух рисовать, какие работы показывал - неизвестно, только не на шутку загорелся идеей поездки в Эрец-Исраэль и учебой в Иерусалиме. Отец снова метал громы и молнии. Но мать украдкой сунула в карман свернутый полотняный лоскуток с небольшой суммой денег.
Пятнадцатилетний Барух Каушанский проделал длинную и трудную дорогу в Иерусалим и явился в "Бецалель" с корзиной из тростника, подбитой железными скобами. Представ пред очи Мастера, он открыл корзину. На внутренней стороне крышки красовался чуть помятый от странствий большой портрет великой драматической актрисы Сары Бернар. Он перерисовал его с открытки и отретушировал углем. Это для вступительного экзамена. А для новой жизни он выбрал новое имя - Барух Бен-Иегуда.
Профессор, без особого восторга рассматривая портрет Сары Бернар, спросил, на какие средства будущий художник собирается жить. Барух об этом как-то не подумал. Борис Шац выдал ему ученический билет и, сказав: "Месяц будешь работать, месяц учиться у меня", - дал письмо к некоему господину Авиви, распределителю работ в поселении Петах-Тиква, и отпустил. У Авиви оказалась красавица жена, к тому же художница, Ривка Старк. "Видение" Ривки, пусть изредка, уравновешивало голодные тяжелые будни подростка. В местной кооперативной лавке ему открыли "конто", то есть карточку, по которой отпускали продукты в счет оплаты с заработка. Свой трудовой путь он начал с цитрусовой плантации. Месяц прошел, а ехать в Иерусалим он не мог - не было денег. "Рабочий - не художник, ему питаться надо", - скажет Агадáти, вспоминая свою юность. Вот он и "съел" свою зарплату. И остался в Петах-Тикве.
Вскоре его поставили "менеджером" (так он именовал свою должность) на строительстве шоссе Петах-Тиква - Тель-Авив (не забудем, что Тель-Авив был тогда, в 1910 году, годовалым младенцем). Рабочие, выходцы из Йемена, вскоре заметили, что их "менеджера" трясет тропическая лихорадка. Авиви перевел его на более легкую работу - на строительство дома. Когда до Арье и Батьи Каушанских в Одессе дошла весть, что у их мальчика малярия, на строительной площадке, возле ямы, где Барух ногами месил глину с соломенной трухой, появился Ханина Карчевский (известный в будущем композитор). Всего несколько дней назад он приплыл из Одессы и встретился с Барухом, чтобы передать ему требование родителей возвратиться домой. Барух отказался и... был вознагражден. Карчевский выдал ему пять наполеондоров и объявил, что эта сумма будет отныне его месячной стипендией от родителей (они, как видно, и не надеялись на его возвращение). Барух, счастливый и почти здоровый, вылез из ямы и отправился к профессору Шацу продолжать образование. Три года он учился в "Бецалеле", а летом, на каникулы, уезжал в Одессу, как и другие ученики из "Бецалеля" и гимназии "Герцлия"...
Газетное объявление Баруха Бен-Иегуды о наборе на первый курс желающих научиться танцевать бальные танцы. Оговорена плата за курс
Барух учился живописи, но мысли его занимал балет, художественный танец. В начале 1914 года в газете "hа-Ахдут" появилось объявление "Уроки танца дает Барух Бен-Иегуда. Стоимость первого курса, из 10 уроков, включая самые необходимые (бальные) танцы, в том числе вальс, - 25 франков. Подробности можно узнать у Каушанского в школе "Бецалель" с часу до 5-ти". Критик и друг "учителя танцев" Исаак Кац писал, что в пору учебы в "Бецалеле" Барух перемежал эскизы портретов и пейзажей хореографическими рисунками - записью танцевальных движений... Художник Абель Пан, временно замещавший Шаца на посту директора "Бецалеля", обратил внимание на эту "деятельность" студента и попросил его помочь в организации первого пуримского карнавала...
И вот он - на сцене. Выходит босиком, в греческой тунике и танцует, а первая леди Иерусалима Хемда Бен-Иегуда - а это была именно она, жена пионера возрождения иврита как разговорного языка Элиэзера Бен-Иегуды, - встает посреди его выступления и выходит из зала. Юный хореограф и танцовщик, учитель танца был обескуражен, обижен, но как истинный художник, которого не поняли современники и соплеменники, твердо решил добиться своего, добиться признания - вот и Айседору Дункан тоже не понимали, а ведь это она сказала: "Разве надевают перчатки, когда садятся за рояль?" И танцевала босиком. Он, видите ли, оскорбляет честь Иерусалима (?!)... Из протеста он перестал называться фамилией Бен-Иегуда. Как-то в Одессе, - рассказывал он впоследствии, - актер Варди (в будущем - артист театра "Габима") передал, что его хочет видеть поэт Яков Фихман. Они встретились. И Фихман, в свой черед, познакомил юношу с поэтом Хаимом-Нахманом Бяликом. Тот написал детскую книжку о корове, которая носит очки, и искал художника. Фихман представил его так: "А вот и наш легендарный Барух!" На иврите это Барух Агадати (от агадá - сказка, легенда). Так он нашел свое имя, только переставил ударение - с последнего на предпоследний слог - Барух Агадáти.
Барух Агадáти... Его имя вписано в историю культуры Израиля и сохранится в ней навсегда. Был он человек увлекающийся и талантливый и проявил себя во многих и разных областях. Застряв в Одессе в последний свой приезд, в 1914 году, когда началась Первая мировая война, он вернется в страну Израиля только 19 декабря 1919 года на знаменитом корабле "Руслан"... Они плыли больше месяца. Среди пассажиров были доктор Иосиф Клаузнер и поэтесса Рахель; архитекторы Иегуда Магидович и Зеэв Рихтер; отец актера Одеда Тэоми - Меир и его дядя Ян Тэоми, актер "Мататэ"; художники Литвиновский, Френкель и Навон; врач Роза Коген, мама Ицхака Рабина, и десятилетняя тогда девочка Сарра, будущая жена композитора Мордехая Зеиры (тогда его звали Митя Гребень).
Я записала ее рассказ:
- Великий корабль "Руслан", открывший третью алию в Эрец-Исраэль, - был просто поломанным корытом. Мы заходили в Турцию и Грецию, но отнюдь не для того, чтобы полюбоваться красотами, а чтобы... помыться. Первым делом искали баню. А потом умытые, обновленные, в хорошем расположении духа, мы возвращались в наш большущий трюм и нередко взрослые раздвигали поклажу по сторонам, освобождая площадку в центре, и посреди моря-океана для нас танцевал высокий, гибкий как змея, пластичный Барух Агадáти.
Таким она и запомнила его.
Потом Барух получил от будущего мэра Тель-Авива Меира Дизенгофа цриф(**) ... и прожил в нем пятьдесят с лишним лет. Все знали, где находится цриф Агадати, домишко с красной дверью, - на улице Ицхака Алхонена 13-алеф, в шхуне(***) Бренера, южнее рынка Кармель.
Известно, что Барух Агадати никогда не был женат. Был у него один серьезный роман. Ее звали Циля. Но решив посвятить себя Эрец-Исраэль, искусству и культуре своей страны, он так и не нашел времени для личной жизни, для "нормальной", по его словам, семьи. Циля, одна из первых знаменитых воспитательниц детских садов Тель-Авива, вышла замуж за его брата Ицхака. В их доме он всегда находил тепло и радушие, сюда приходил в канун субботы. А сестру Шошану, в замужестве Пинкас, старожилы помнили как юную даму Баруха, в паре с которой он открывал роскошные пуримские карнавалы в 20 - 30-е годы в Тель-Авиве.
Писатель Шимон Самэт (он скончался в мае 1998 г. в возрасте 94 лет) вспоминал: перед муниципальными выборами в Тель-Авиве он сказал тогдашнему мэру города Исраэлю Рокаху, что по результатам опроса тот очень популярен и любим населением приморской столицы, так что ему нечего беспокоиться, на что мэр будто бы ответил: "Куда моей популярности до популярности Баруха Агадати, его знает не только весь Израиль, на его карнавалы съезжается весь мир!" Шимон Самэт и сам имел случай убедиться в этом: как-то в Нью-Йорке один профессор, не еврей, кстати, на вопрос о впечатлениях от поездки в Израиль ответил ему: "О, меня поразило многое, но главное - Еврейский университет и его профессор Магнес, это в Иерусалиме, а в Тель-Авиве, разумеется, карнавал вашего Агадати..."
Но успех придет позже. А пока...
...1919 год. Барух вернулся в Эрец-Исраэль. Спустя некоторое время он уже давал концерт в зале кинотеатра "Эден". Какую же музыку он выбрал на этот раз? Впервые звучавших здесь композиторов Бартока и Шенберга. О нем сразу заговорили, как о чем-то невиданном и неслыханном. "Здесь и тогда, - скажет он, - я начал создавать и шлифовать израильский балет, много экспериментировал. Например, сделал хореографию балета "Авраам и трое ангелов" и танцевал соло, без партнеров.
Он составил большую сольную программу и отправился с ней в Европу. Успех был ошеломляющий. Агадати танцевал и "Похоронный марш" Шопена и "Мефисто" Листа... "Я выступал на сценах, куда не ступала дотоле нога еврея", - скажет он позже. Париж, Вена, Варшава. В Польше кассы просто не открывали, билеты на все 40 представлений были раскуплены. Но после первых десяти ему прислали официальное требование: в 24 часа покинуть пределы Польши. Это были "происки" Союза польских актеров. Позволить чужестранцу такой оглушительный успех?!...
В Париже Агадати выступал на сцене "Комеди Шанз Ализэ". После концерта за кулисы зашел художник Мане Кац: "Господин Агадати, я хочу сделать ваш портрет на фоне плаката, который вывешен снаружи. Купите полотно 100 на 80 см и приходите в мою студию". Его маленький рост не внушал доверия, но скульптор Хана Орлова, знакомая Баруха, разволновалась: "Мане Кац - это очень хорошо! Это важно. Стоит пойти". Впоследствии, в Тель-Авиве, в минуту вдохновения, когда под рукой не оказалось холста, Барух разрежет этот портрет на пять частей, чтобы сделать свои пять рисунков. О, беспечная молодость!
