Мой кузен Мойша Гирш....

После смерти моего двоюродного брата Мойши Гирша о нем написали более 200 религиозных блогов (интернет-дневников). В основном, конечно, это были пляски на могиле. Люди писали: «Предатель!», «Самоненавистник!», «Убийца детей!»

Мойша всегда был легкой мишенью, подобно боксерской груше. Но и победить его было так же невозможно, как боксерскую грушу.

Однако слава - это последнее, что интересовало рыжего Гирша из Меа Шеарим. Когда он умер, даже международная пресса писала: «Раввин-антисионист и союзник Арафата Мойше Гирш умер в Иерусалиме». Такой вот примерно заголовок выдало агентство Associated Press.

В молодости Мойша был далек от фундаментальной идеологии в духе Хомейни. Я даже не помню, чтобы он был «религиознее» своих одноклассников из иешивы в нижнем Ист-Сайде (район Нью-Йорка), где мы оба занимались.

Мойша был очень остроумен; по натуре ему бы больше подошло быть комиком. Всякий раз, когда вы его встречали, на его губах сияла улыбка. Мойша был завсегдатаем парковых футбольных площадок.

Мои родители знали его достаточно хорошо и даже попросили Мойшу помочь мне с подготовкой к бар-мицве. Он был очень терпеливым учителем и стоял возле меня, когда я впервые поднялся на биму в синагоге для чтения Торы.

Год спустя я решил оставить иешиву и пойти в светскую школу. Мойша приехал ко мне домой и убеждал моих родителей отговорить меня от подобного шага, однако потом никогда не обвинял меня в этом поступке.

Мойше Гирш продолжал свое образование и постепенно стал религиозным авторитетом не только в моей семье, но и у всех наших родственников. Его взгляды на еврейское религиозное законодательство были очень либеральными; в случае возникновения спора обычно кричали: «Позвоните Мойше!»

Постепенно мы росли, стали встречаться с девочками (ужасающими с точки зрения мировоззрения иешивы), и Мойша выпал из моего поля зрения. Я знаю, что он поступил в очень престижный Ешива-университет в Леквуде, штат Нью-Джерси (это примерно в часе езды от Нью-Йорка). И тут в его жизни произошел резкий поворот. Видный иерусалимский раввин Аарон Каценеленбоген написал главе иешивы письмо с просьбой порекомендовать какого-нибудь успешного ученика в качестве жениха для его дочери. Глава иешивы выбрал Мойшу Гирша. В 1952 году Мойше прибыл в Израиль, и легко вписался с атмосферу говорящих на идише ультраортодоксов с Меа-Шеарим.

Рав Аарон Каценеленбоген был одним из руководителей антисионистской группировки «Нетурей Карта» («Стражи города» на арамейском языке). Когда за пять дней до начала Шестидневной войны я приехал в Меа Шеарим, чтобы навестить Мойшу Гирша, мне с готовностью указали дом «рыжего», «американца Мойши».

Мне трудно сказать, выбрал ли Мойше этот путь по собственной воле или так сложились обстоятельства. Мне казалось, что для него, человека весьма спокойного, не очень подходили демонстрации и публичные акции, часто устраиваемые членами «Нетурей Карта».

Спустя несколько дней после моего приезда я упросил Мойшу устроить мне интервью с легендарным раввином Амрамом Блоем, основателем «Нетурей Карта». Рав Блой жил в «Венгерских домах», старом квартале на самом краю Меа Шеарим.

У Блоя был взгляд святого, румяные щеки и белая борода. Электричество в его дом подавалось из стоящего во дворе генератора - рав отвергал услуги израильской Электрической компании, которая заставляла евреев работать в субботу. Израильскую валюту рав Блой называл «мукце» (предмет, к которому запрещено прикасаться в субботу. - Прим. пер.), вместо шекелей он предпочитал пользоваться долларами. И, уж конечно, рав Блой никогда не использовал иврит - святой язык - в повседневной речи.

Естественно, словарный запас на идише у рава Блоя был намного больше моего, и Мойше Гиршу пришлось служить переводчиком. Позади рава сидела его супруга, привлекательная француженка, принявшая гиюр. Ребецен (жена ребе. - Прим. пер.) была на 22 года моложе своего мужа. Во время войны она была членом французского Сопротивления и работала в кабаре. Их брак вызвал такой скандал в Меа Шеарим, что супруги должны были на несколько месяцев уехать из района, пока все не утихнет. Позднее Инда Блой участвовала в похищении Йосефа Шумахера - родители-коммунисты хотели забрать его у ультраортодоксального дедушки и уехать в Советский Союз. В конце концов "Мосад" нашел мальчика в Бруклине.

Мы говорили о напряженности, вызванной маневрами египетской армии на Синае, и мобилизации резервистов ЦАХАЛа.

- Если война действительно начнется, кого бы вы хотели видеть в качестве победителя? - спросил я рава Блоя.

Прежде чем рав успел ответить, его жена наклонилась к нему и зашептала что-то на ухо.

- Кто бы ни победил - такова воля Божья, - дипломатично ответил рав на мой провокационный вопрос.

Когда мы вышли из его дома, я обратил внимание на натянутую в сотне метрах колючую проволоку. За ней находилась иорданская часть Иерусалима. В наступившей темноте совершенно нельзя было разобрать, что там происходит.

На следующее утро началась война. Из-за близости к границе по Меа Шеарим сильно ударили иорданские минометы и артиллерия. В качестве своей рабочей базы я использовал здание газеты Jerusalem Post, а затем перебрался на улицу Хавацелет.

На второе утро войны меня нашел звонок Мойши Гирша. Я слышал в телефонной трубке, как плачут и кричат женщины и дети.

Он нашел убежище в иешиве «Тора ве-Ира», где обычно собираются члены «Нетурей Карта». У них не было радио (сионистского радио!) и газет (сионистских газет!), но по реву снарядов снаружи они понимали, что это конец. Я был рад сообщить Мойше, что арабские военно-воздушные силы уничтожены и израильская контратака на Иерусалим уже началась...

В последующие годы мы продолжали поддерживать контакты. Я писал для газеты Jerusalem Post о иерусалимской жизни, включая ультраортодоксальное сообщество, так что общаться с Мойшей мне приходилось часто. Он обычно находился на верхнем этаже иешивы, где изучал Талмуд. О политике мы почти никогда не говорили.

Философия «Нетурей Карта» может многим показаться специфической, чтобы не сказать - отталкивающей. Они считают, что еврейский суверенитет над Святой землей может быть установлен только с приходом Машиаха. Следовательно, создание еврейского государства без санкции Божьей - это осквернение Божественного имени. Однако этот взгляд не более специфичен, чем точка зрения раввинов правого толка, считающих Шестидневную войну прямым знаком того, что должен быть создан Великий Израиль.

Способность Мойши говорить на английском и доступность для журналистов привела к тому, что его стали называть «министром иностранных дел «Нетурей Карта» (хотя его никто не назначал на эту должность). Он явно наслаждался своими контактами с иностранной прессой, дипломатами и учеными. Для них он был ярким характером, позволяющим заглянуть в закрытый мир ультраортодоксов. Они же для него были окном во внешний мир. Я часто думал, что он смакует свою роль, позволяющую ему выделиться из черно-белого ультраортодоксального мира.

Пик его известности пришелся на установление отношений с Арафатом, чрезвычайно широко разрекламированных. С помощью Мойши Арафат мог демонстрировать, что он и арабский мир ничего не имеют против евреев - они, дескать, выступают только против еврейского государства на палестинской земле. Для Гирша и его союзников в «Нетурей Карта» это была демонстрация того, что евреи могут сосуществовать с арабами и практиковать свою религию без потребности в суверенном государстве.

Когда Мойше посещал Арафата в Рамалле, палестинский водитель подбирал его возле Меа Шеарим и вез через израильские контрольно-пропускные пункты. Как журналист, я очень жалел, что мне никогда не доводилось сопровождать его в этих поездках, чтобы засвидетельствовать контакты между Гиршем и «раисом».

«Нетурей Карта», организация и без того весьма малочисленная, всегда была расколота на фракции. Мойше стал ведущей фигурой в самой экстремистской из них. Некоторые приписывают это тому, что он был "посторонним" - не только из другой страны, но даже из другого - неортодоксального - мира. Он как бы «заново родился» в мире харедим - правда, я никогда не слышал от него ультраортодоксальной риторики.

Основными союзниками Мойши Гирша были такие же члены «Нетурей Карта», проживающие в Лондоне и Нью-Йорке. В своем союзе с Арафатом он перешел даже те «красные линии», которые побоялся пересечь Амрам Блой в 1967 году. Даже в «Нетурей Карта», не говоря уже о Меа Шеарим, далеко не все поддерживали его. В последние годы Мойша не был принят в синагоге «Тора ве-Ира», где прошла основная часть его жизни.

Несмотря на свои эксцентричные фотографии с Арафатом, Мойше Гирш был просто котенком по сравнению с предыдущим «министром иностранных дел «Нетурей Карта» Лейбом Вайсфишем, считавшим святым Фридриха Ницше. «Он любил евреев больше, чем евреи любили себя», - говорил о Ницше Вайсфиш.

В своем противостоянии еврейскому государству рожденный в Иерусалиме ультраортодокс не мог обойтись одними словами. В 1950 году, ни сказав никому, кроме Амрама Блоя, он перешел границу, отправившись в расположение иорданских войск. При себе Вайсфиш имел только тфилин для молитвы и самоучитель английского языка. Его цель была такова: добраться до Лиги арабских государств в Каире, чтобы попросить у них оружия. Согласно планам Вайсфиша, «Нетурей Карта» должны были поднять в Иерусалиме вооруженное восстание.

Иорданцы выдали Вайсфиша Израилю, однако ввиду явного безумия поступка он отделался всего четырьмя месяцами тюремного заключения, после чего был депортирован в США. Возможно, свою роль сыграло то, что обвинитель, генеральный прокурор Хаим Кон, также был большим поклонником Ницше.

Позднее Вайсфиш вернулся в Иерусалим, и в 80-х годах смешанная ультраортодоксальная и светская публика могла наслаждаться их с Коном диспутом о Ницше, который проходил в «Бейт а-Ам».

Мойша Гирш служил развлечением для Меа Шеарим. Многие его уважали, но и врагов у него было немало. Как-то утром, когда Гирш шел в синагогу, кто-то плеснул кислоту ему в лицо, в результате чего Мойша ослеп на один глаз. Возможно, нападение и не имело под собой политической подоплеки, а было вызвано имущественным спором. По крайней мере, Гирш никогда не обсуждал этот инцидент со мной.

В немалой степени Гирш был «выращен» арабской прессой из Восточного Иерусалима, которая постоянно предоставляла ему трибуну для изложения его взглядов. На свадьбе одного из детей Гирша в качестве гостей присутствовали ведущие палестинские журналисты. Они впервые попали на свадьбу ультраортодоксов и были поражены увиденным. Один из журналистов, увидев, как вносят жениха на стуле, сказал, что теперь понимает, откуда арабские жители Галилеи взяли этот обычай.

Я иногда брал своих молодых дочерей, чтобы показать им праздничное веселье в Меа Шеарим и навестить Мойшу Гирша. У него был преуспевающий бизнес по продаже этрогов на Суккот (он покупал их у арабских фермеров в Иерихоне). Каждый год он давал моим девочкам миниатюрный набор из этрога и лулава (растения, которые благословляют на праздник Суккот).

Как-то я сидел у него на Пурим. Дверь была открыта, и в нее почти ввалился молодой ешиботник, который явно в полной мере выполнил талмудическое требование «напиваться на Пурим».

- Ну, реб Мойше, - произнес он, - скажите какие-нибудь слова Торы!

(Имеется в виду какое-нибудь интересное толкование стихов Писания. - Прим. пер.)

Мойше усадил его и тут же произнес гладкое талмудическое толкование минуты на две. Услышанное удовлетворило пьяного ешиботника, и он, покачиваясь, ушел.

Хорошее расположение духа никогда не оставляло Мойшу Гирша, даже перед самым концом жизни. Незадолго до смерти мы с братом навестили его. Он уже не узнавал нас, хотя понимал, что перед ним находятся какие-то близкие люди. Когда мы спросили его, как он себя чувствует, Мойша ответил:

- Никогда не чувствовал себя лучше.

Мойша превратил свою жизнь в парадокс. Рав Амрам Блой и Лейбл Вайсфиш были людьми другого, старого мира. Гирш был человеком не только другого мира, но и другого поколения. Он часто демонизировался прессой - и вместе с тем обнимался с человеком, который принес террор в города Израиля. Из своей однокомнатной квартиры на Меа-Шеарим он рассылал воззвания по всему миру - и заслужил презрение еврейского народа, в интересах которого, по его глубочайшему убеждению, действовал.

Человеческая душа - странная штука. В душе Мойши Гирша уживались Хомейни и американский комик, причем я не знаю, кто из них был более реален.

Авраам Рабинович

Jerusalem Post

Перевод Александра Рыбалки